Слава Полунин: У клоунов все шифорот-навыворот, в том числе и обучение

Школа-ла для клоунов

Педагогика. Какое противное, неприятное слово. Может, оно кого-то и вдохновляет, но я ненавижу учителей, учебу, труд, работу. Я хочу, чтобы вся жизнь была праздником, поэтому педагогика у меня — специальная. Я не смогу говорить ни про какие другие специальности, кроме клоунов, у которых все шиворот-навыворот, в том числе и обучение.

В древности на Руси у нашего брата было три дороги. Одни становились юродивыми, клоунами особого типа, живущими не то в реальности, не то в искусстве, — не поймешь, как к ним подойти, с какой стороны: то они становились святыми, то подлецами и разрушителями, то друзьями, то врагами. Другие шли в скоморохи и выбирали пространства балаганов, площадей. Третьи — шуты гороховые Его Величества — работали в приличных местах, на пирах и даже в театрах, и мы от них многое унаследовали. В наше время тоже есть клоуны уличные, цирковые, театральные, а есть юродивые — вот как мы, например.

Мы не поймем, кто мы такие: и там немножко, и тут чуть-чуть, а больше всего любим, когда не искусство, а вроде — жизнь. Как говорил Ежи Гротовский, у каждого дела свои упражнения. Поэтому у юродивых одни упражнения и одна педагогика; у скоморохов — другие, у шутов гороховых — третьи…

Лицедеи

У меня было несколько школ, где обучали клоунаде. Был период, когда я захотел увидеть другого клоуна и начал собирать театр «Лицедеи». Собирал пятнадцать лет по человеку в год: если из тысячи находится один настоящий, то год не пропал даром. Сначала думал, нужны ровненькие артисты. Потом решил, что нужны кривенькие, странные, какие-то выродки из этой ежедневности, ровности и красоты нашей жизни. Тот, кто мощнейшая индивидуальность, тот и наш. Так я собрал удивительную команду. Это были атомные станции — так сильно эти люди хотели выразиться, показать и понять себя, найти другой способ жизни. Но чтобы прийти к этому, нужно было придумать систему. Я так ненавидел слово «педагогика», что решил заменить его словом «праздник». И я сделал праздничный театр, где не было будней. Никто никого не учил. Все вместе отправлялись к тем вдохновенным образу и цели, о которых мечтали. Я завел систему под названием «всяки-бяки», «нонсенс-шоу». Каждое утро в субботу мы показывали друг другу что-нибудь, потом, уже к вечеру ставили огромный стол, приходила публика с баранками, тортиками, чаем, и у нас был праздник, где каждый пытался показать, что он умеет круче других. Никто ни от кого ничего не требовал. Вышел, показал палец — номер сделан. Если в этом пальце, в том, как он его поднимает, была какая-то удивительная магия, он получал аплодисменты. Нам не важны были драматургия и смыслы. Мы просто хотели жить, как мы хотим, и что-то создавать из ничего.

Когда кто-то выходил и начинал что-то делать, никто не ждал, пока он закончит. Если номер вдохновлял и наталкивал на что-то, все вырывались на сцену, заталкивали выступавшего в угол и продолжали его тему. Никакого регламента, никакой системы — можно все. Это был как будто шторм. В конце давали премию «За маразм!» за что-то такое, что даже объяснить невозможно. Это считалось самым лучшим. И вот таким способом мы проникли в места, которые не объяснить.

Еще мы создавали, воспитывали своего зрителя. Условно: специальный человек слушал, как хихикает зал, выискивал самого хихикающего и давал ему вечный билет в наш театр. А самые талантливые зрители получали билеты на наши «всяки-бяки», потому что попасть на них было невозможно. И если кто-то приглашал человека, которому не понравилось, он терял билет на два представления. Поэтому у нас были талантливые артисты и талантливые зрители, мы все друг друга любили и друг другом восхищались. Слова «нет», «плохо» вообще были запрещены в театре. Все предлагали новые идеи. У нас все были гениальные, все самые лучшие и номера тоже самые лучшие.

От этого появилась удивительно вдохновенная команда, которая, перебивая друг друга, жила радостно на этом свете. И эти «всяки-бяки» родили десяток прекрасных спектаклей, некоторые из которых вы могли видеть: «Асисяй-ревю», «Чурдаки», «Из жизни насекомых», «Фантазеры».

Лицедей-лицей

Вторая школа была у нас лет через десять. Называлась «Лицедей-лицей». Мы спросили: кто хочет изучать уличный театр? И со всей России приехали сотни людей. Мы сказали: возьмите палатки, рюкзаки, мы найдем местечко какое-нибудь, где все это будет происходить. Мы сами не знали, что такое уличный театр, просто хотели учиться вместе.

Я пошел к начальнику военного Северо-Западного округа и говорю: дай нам остров, кораблик и огромную печку для каши. Оказалось, что есть никому не нужный остров, где мы можем прожить целый месяц, изучая искусство уличного театра. Пригласили несколько педагогов, пробовали что-то с ними и каждые несколько дней высаживались десантом в соседних от острова городах. Без предупреждения несколько сот человек вываливали на улицы города и начинали выступать, приставали к зрителям, заходили в магазины, в трамваи — оккупировали все. Это была первая школа уличных театров в России. Никто не говорил: ты хорошо делаешь, а ты плохо. Мы в этом просто жили, купались, как рыбы, выброшенные обратно в воду с суши. Потом мы сделали самый большой в мире фестиваль уличных театров, когда собрали 60 театров со всего мира и отправились выступать по всей Европе, по всем столицам в течение семи месяцев.

Каждый раз, организовывая очередную школу, я говорю: нужно сделать что-то такое, что всем хотелось бы осуществить, но что кажется невозможным. Ученик не хочет учиться, он хочет покорять те пространства, где никто еще не был. Поэтому каждый раз в поисках невозможного мы все вместе отправляемся в путешествие.

Корабль дураков

Недавно, лет десять назад, мы решили, что для «Снежного шоу» нужны еще талантливые артисты. Опять объявили кастинг по всей России, съехалось несколько сотен — думаю, тысяча — человек, и нам пришлось несколько дней и ночей знакомиться с ребятами. Педагоги должны были посмотреть всех, но они не давали артистам выступать. Темы этюдов были настолько интересными, что педагоги выскакивали все время на сцену, и только те студенты, что прорвались сквозь них, могли что-то показать и стали в результате великолепными артистами — Артем (Жимолохов), Танечка (Татьяна Карамышева). Тема теперь вообще звезда мирового класса, работает в «Снежном шоу» в Лондоне, месяц держит полные залы по две тысячи человек. А на кастинге он просто показал миниатюрку с куклой Пьеро, но был такой поэтичный и интересный, что мы его сразу же взяли.

Мы решили, что школа в классе — это все как-то скучно, нудно, стыдно и противно. Надо найти вдохновляющие вещи, места и особый мир, который мы еще не знаем, освоить и покорить его. Поэтому мы взяли корабль и отправились по Волге. Во всех портах, в которых он останавливался, мы или сами вываливались на улицу, или публику с причала загоняли внутрь.

Мы повесили в фойе огромную бумагу, нарисовали календарь и предложили всем написать темы дня. И написали, кто что хочет. «День Хармса», «День Гоголя», «День бобров», «День грязных носков». Но если человек написал тему, он за нее и отвечал.

Утром, в восемь часов, все набивались в красивое место — «нарядную», потому что, например, был день Хармса, и нужно было персонажа родить. Ты час возишься среди этих костюмчиков, пиджаков, и вот вылепился какой-то странный персонаж, и надо дальше жить весь день в нем. Жизни не существовало, был только праздник преображения. Тридцать дней, тридцать персонажей, и тот, кто доходил до вечера и получал десятка два баллов, попадал на бал на палубу на всю ночь. Остальные сидели в трюме. Это была большая мечта — пробиться на палубу к концу вечера.

Я могу бесконечно рассказывать про эту школу — не школу. Меня спросил кто-то: что это, у вас такая вечеринка большая? А мы всю жизнь так учимся и так работаем. Когда мы находились на Караване мира, там были тысячи иностранцев с нами вместе, и каждой группе дали задание для создания своего эпизода в совместном спектакле «Одиссея». Все работали, а мы сидели, пиво пили и веселились. Все говорили — да что ж такое, мы работаем, а вы веселитесь. Но потом наш кусок был признан лучшим в этом общем представлении. Таким способом мы работаем. Клоуны хотят быть радостными, чтобы эту радость передать через арену публике.

Мы пытаемся найти новые способы выражения, новую клоунаду, соединить ее с театром, с музыкой, современной поэзией, чтобы прийти к современной публике.