Андрей Могучий: Каждый артист должен пройти испытание цирком

Андрей Могучий, режиссер, художественный руководитель БДТ им. Г. А. Товстоногова, Россия

Как я оказался на улице? 1989 год, в Петербург приехал «Караван Мира», организованный голландским продюсером Ханом Баккером, франко-британским режиссером Джоном Килби со стороны Европы и Славой Полуниным со стороны России. Мы тогда были совершенно маленькой частной группой, и нас, что называется, припахали для заполнения пустого пространства Центрального парка культуры и отдыха. Тогда я впервые столкнулся с уличным театром и узнал такие фамилии, как Шусаку, Футцбарн, Театр Восьмого дня; впервые воочию увидел, как театр выходит на улицу, на собственной шкуре ощутил демократичность искусства, когда можно и в глаз получить, если делаешь что-то не то.

Соприкосновение со стихией улицы, со зрителем, который ничем не ограничен, как, собственно, и ты, — это ощущение открытого счастья, честной борьбы. Правда актера уличного театра несравнимо выше правды артиста, существующего за стенами академического театра: первый должен быть таким же подлинным, как камень, небо, дождь, воздух, ветер. Это удивительная школа, которую проходят уличные артисты; тебя никто не учит, кроме улицы и народа, который приходит.

После я сделал несколько уличных спектаклей, самый известный — «Орландо Фуриозо», с которым объехали всю Европу, особенно много были в Польше, в Познани — польском Вудстоке. Уже тогда я начал задаваться вопросом: почему в России уличный театр не приживается? И до сих пор не знаю ответа. Может, погода плохая?.. Хотя в 1989 году было ощущение, что это все сейчас взлетит: в Питере в ЦПКиО было не прорваться просто — театр реально соответствовал запросам времени.

После 90-х и бродяжничества по Европе мы вернулись. Пошли другие проекты. Был чисто цирковой проект — «Кракатук» с Сашей Шишкиным. Открытием стал факт: цирковой артист выходит на площадку в ожидании смерти. Он знает: каждый выход может быть последним. После «Кракатука», где сделали пару номеров, я многое осознал. Вернувшись в театр, говорил артистам, что русский актер ленив, приводя в пример цирковую арену, где все расписано по минутам.

Мой первый спектакль «Петербург» Андрея Белого в Александринском театре был на улице. Это был шок и для меня, и для народных артистов. Хотя, понимая все риски, я старался найти оптимально промежуточную форму. Играли во дворе Михайловского замка. Из декораций — имитация передвижных лож Александринки. Но главное, несмотря на репетиции, постановочные точки, жесткую схему распределения, артисты играли под открытым небом. Играли в разных условиях: ветер, дождь, сушь.

Был случай с Николаем Мартоном, который исполнял роль Аблеухова-старшего (Мартону тогда уже подходило к семидесяти). И помнится, как, самоотверженно выполняя все мизансцены, актер мог упасть лицом в песок. Как-то был ливень, я хотел отменить спектакль, а он в ответ: «Андрей, ты что? Позволь мне: такой кайф».

Поступок Мартона — уже мне урок со стороны артистов Александринского театра. Мы, все обветренные, в песке, но сплоченные, сдружившиеся, вернулись назад в Александринку. Долго помнили этот опыт, пытаясь привнести уличную энергию в академический, четко следующий традициям и распорядку театр.

Так что мой поклон и уважение цирковому искусству и уличному театру во всех его формах. Считаю, что каждый драматический артист должен пройти эту школу.